XXXII Международный конгресс ИИСАА. 26–28 апреля 2023 г.

Россия и Восток. К 300-летию СПбГУ. Материалы конгресса 735 Круглый стол: «Интеллектуальная история стран Азии: люди, судьбы, идеи» Владея китайским и японским языками, он в 1904 г. был приглашен в состав так называемой «шанхайской агентуры» А. И. Павлова — первоначально для работы по организации и редактированию прорусской прессы в Китае под прикрытием службы в Русско-Китайском банке. После окончания Русско-японской войны Гойер занял должность агента (торгового атташе) российского Министерства финансов в Шанхае (1906–1910), где имел широкий круг личного общения и почтовой коммуникации с русскими и зарубежными представителями дипломатических и деловых кругов. Его секретную переписку и особенно обширные отчеты непо- средственному шефу, министру В. Н. Коковцову, отличает высокая информиро- ванность и прагматический взгляд на реальную политическую и экономическую обстановку в Китае, Японии, Корее, и в то же время, определенное стремление к образной генерализации выводов, нередко апеллирующей к констатациям и объяснениям историко-культурного или этнопсихологического свойства. Ряд сюжетов, к которым Гойер обращается в своих донесениях, выявляет конспиро- логически окрашенный, отчасти дилетантский интерес автора: тема «секретных пружин» восточной политики, традиционные и новосозданные тайные общества Китая и Японии, расцвет массового японского шпионажа в Китае в различных ипостасях — от мелких уличных торговцев-пирожников (сеть наблюдателей, по Гойеру) до преподавателей и миссионеров, и т. д. Анализ этой своеобразной «политико-прикладной» имагологии имеет смысл для уяснения культурных контекстов общей системы принятия ведомственных решений того времени, касающихся дальневосточной политики, как и аспектов их мотивации. Характерны стилистические и риторические параллели некоторых пассажей Гойера в депешах для сугубо конфиденциального прочтения с общими местами из трактовок газетно-журнальной публицистикой происков конкуриру- ющих великих держав ради «удаления России от ее действительных задач» на Дальнем Востоке. Подобные же оценки вступления Востока на путь западной цивилизации как фактора, породившего Русско-японскую войну, определили для Гойера образ послевоенной Японии, чуждой, по его мнению, «цивилизованных понятий», особенно в ее китайской политике: «Роль же Японии совершенно ясна. Возбуждать недоверие народа к правительству, ненависть китайца к маньчжуру, объединять, вооружать, организовывать тайные общества, иметь своих агентов по всей стране, и в известный момент, когда грянет гром, оказаться хозяевами положения» 1 . В результате образыЯпонии, Китая и Кореи воспринимались в устой- чивой связке, детерминированной геополитически окрашенными оценками. Так, политику японцев в Корее автор донесений характеризовал исходя из их взгляда на корейцев как на «эссенциально враждебную им расу» 2 . ИКорея, и Китай во многом оцениваются Гойером в контексте их потенциала антияпонского противостояния, что не спасает его собственные образные конструкции от известного европоцен- 1 РГИА. Ф. 560. Оп. 28. Д. 390. Л. 14 об. 2 РГИА. Ф. 560. Оп. 28. Д. 391. Л. 174.